| |||
| Биографии |
|
1.
Я отпрыск маньяка. Он был некрофил. Раз бабу одну придавила скала. Нашёл её папа и долго любил, но выжила та и меня родила. Мамашу при родах Всевышний прибрал. Воспитывать взявшись седая родня рождения тайну скрывать от меня пыталась, но я её сам разгадал. Облитый горилкой недолго в ночи пылал тёткин дом, полный слуг и бумаг. Их чёрные трупы, как будто грачи теперь прилетают ко мне в моих снах. Решив, что пожар от упавшей свечи, тревожиться мне запретили врачи и брать что-нибудь тяжелее пера. Я вместо острога попал в мастера. Конечно не сразу меня мир признал. И Пушкин блевал от меня, и Дантес. И сам Папа Римский набил мне фингал и ном откусил, и ношу я протез. Но был я искусен по части интриг. Открывши в себе гипнотический дар, творенья свои я внушал напрямик врагам и их жизнь превратилась в кошмар. Я грешен, я грязен, я мерзок, я пьян. Как я не ужасен ничей персонаж. Меня возбуждает словесный дурман. Чуть буквы завижу, так сразу мандраж. Я без предрассудков, против тварей живых: что бабка, что утка, что жид, что калмык, чёрный, белый, рыжий, хохол иль кацап - я всех ненавижу до дрожи лица. Не пью самогонок, не курю анашу, не порчу девчонок, поэмы пишу. Ничто не сравниться с моею строкой. Нет, нет, я не птица, я с детства такой! Я Гоголь, *********** я грешен, я мерзок, я пьян. Как я не ужасен ничей персонаж. Меня возбуждает словесный дурман. Чуть буквы завижу, так сразу мандраж. Я Гоголь. 2. Дует ветер, солнце светит, тройка бОрзая трусит. Пьяный Пушкин едет с бабой, сочиняет свой сонет. Баба на губной гармошке исполняет менуэт. Направляет на ухабы тройку кучер – тоже пьян. На подножке, бросив табор с ними едет хор цыган. Воет волк, трясутся сани, в чьей-то шубе мышь пищит. В кабаке пустом буянит замерзающий ямщик. Пушкин плачет, хочет к няне, просит кружку молока. У него крадут цыгане деньги прям из кошелька. Догоняет их гусарский подгулявший эскадрон. Мигом зреет план бунтарский – захватить престол и трон. "Мы, - кричат, - хотя и баре, но царя хотим спихнуть!" Вот они в хмельном угаре к Перетбургу держат путь. Вот распугивая Невский давят кошек и возки. И несётся клич их зверский: "За здоровье, мужики!" Вот на площадь вылетают, не заметивши столпа. Кони упряжь разметая, ставят сани на попа. Кучер лупит тройку матом, Пушкин бьётся на земле. Сверху смотрит император, тоже чуть навеселе. Все смеются, словно дети – эх, привольно на Руси. *********** (Дует ветер, солнце светит, тройка бОрзая трусит). 3. По аллейкам ровненьким здесь бродили парочки - с розовыми мыслями, глубоко дыша. На мостках и в арочках модные любовники пили воды кислые – важно, не спеша. Господа и дамочки, папеньки и мамочки. Кружева и лямочки, шёлка, батист, сафьян. Доктора дурацкие и посты казацкие, чтоб не клали штатские душу за нарзан А чуть-чуть поранее Михал Юрич Лермонтов головы черкесские прятал под мундир. Пальцами ощупывал бОшки шашкой свергнуты – стать хотел френологом юный командир. На гору заскакивал с тоненьким со скальпелем, всякой божьей тварюшке открывал кишки. В сатанинской секте он был за вивисектора. Полковых товаришшей резал на куски. Михал Юрич в тайне то был всегда двурушником. У него в начальниках – Бал и Велзевул. Он для конспирации храбрым стал поручиком, а сам людей ночами ел и кровь сырую дул. В мерзости упорствовал, много спортил кровушки, девушек и дедушек, и малых ребят. Объявили горские за его головушку всем в Коран не верушшим вечный газават. Сколько вёсен минуло, сколь народу сгинуло. Его пуля не берёт, штык его неймёт. Царска власть иль барская, али комиссарская – бьётся супротив людей Лермонтов злодей. На аллейках ровненьких, на горах овражистых язвенников полчища, точно саранча. А в местах укромненьких тьма черкесов вражеских - ищут Михал Юрича, ловют палача. ************ Ой Кавказ, злой Кавказ, у джигита острый глаз. Да ещё острей клинок, да ещё страшней зарок. Твёрже гор, крепких гор всем пришельцам приговор. Всё известно наперёд – смерть тебя найдёт. 4. Раз Фёдр Михалыч Достоевский Отбрил все волосы сабе. И отразилось энто зверски в его писательской судьбе. Его на каторгу сосали, как всех хватали без волос, и он тянул на леповале вместо гнедого брёвен воз. Он в тот же миг поверил в Бога, а раньше был он атеист, и не имел ничо святого, и мухлевал маленько в вист. А также стал он консерватор, и даже стал реакционер, а был народным демократом и даже был ревлюционер. Он призадумался глубоко о смысле жизни бытия, так ему стало одиноко среди убийцев и жулья. И сочинил свои романы, где энти чуйства описал. И все свои сердечны раны, весь свой душевный лесповал. Не обстриги он кстати патлы, не загреми на пятерик, так и сидели б мы как падлы без гениальных энтих книг. А он провёл бы жись уродом, за просто так сошёл сума. Ах! Что с людьми творит природа, и свежий воздух, и зима. ********** Стук, стук – об сосну, ждут, ждут все весну. Чтоб тёк ручеёк, пел жа-воронок. Скрып, скрып, об сугроб. Влип, мать твою чтоб. Всех как бес достал Лес и лесповал. 5. Лев Толстой покинул Козлову зАсеку и отправился к Ясной поляне. Он вышел расстроенный видимо, засветло, чтоб успеть одолеть расстояние. Но остаток пути он проделывал лёжа и неслись ему вслед похвалы. А он мрачно ворочался, думая: "Боже! Ну какие же все здесь козлы!" Приходили какие-то сельские тётки, прибегали ватаги ребят. Их то гнали взашей, то давали им водки, но не знали чего те хотят. А Толстой всё лежал и ругался скабрезно, и качалась его борода: "Бесполезно, здесь, видимо, всё бесполезно, потому что здесь всё ерунда!" Говорят, на Кавказе, в вайнахском селеньи есть какой-то загадочный дом. Там три старых джигита почти в исступлении постоянно твердят о Толстом. Говорят, они прячут старинную шашку и какую-то чудо-тетрадь. А в тетради написано, что без затяжки Никому ничего не понять. *********** Лев Толстой, погоди, постой, не крутись в гробу, не бубни "Бу-бу" Бабы - дуры, весь мир – отстой, Погоди постой, Лев Толстой. Лев Толстой, погоди постой, не крутись в гробу, не бубни "Бу-бу" Бабы - дуры, весь мир – отстой, Не гневись, Толстой, на судьбу. |
| перловка |
| сбор фактов |
